Тетрадь капитана Сергеева

Константин Сергеев прошёл все круги ада (Окончание. Начало в №172)
Вербовка не удалась
После лагеря в Замостье был еще ряд лагерей, нас гоняли этапом по всей Польше, потом по Германии: Торунь-на-Висле, Ченстохов, Варшава, Данциг, Франкфурт-на-Одере и другим. Последним концлагерем, где я оказался, был международный, в Альте-Грабе, расположенный неподалеку от Магдебурга. Кроме советских военнопленных, здесь находились французы, англичане, американцы, канадцы. Лагеря мало чем отличались друг от друга порядками, нравами, мордобоем. Но мы, советские, везде были у фашистов на особом счету. Только в начале 1944 года можно было заметить некоторые смягчения, война близилась к окончанию, гитлеровцы понимали это и побаивались расплаты. Нас стали лучше кормить, лучше начали общаться с офицерами и солдатами, посылали на уборку картофеля, овощей. В конце рабочего дня каждый мог получить немного картошки. Словом, в умонастроениях немецких вояк появился некий перелом. Некоторые наши конвойные говорили нам, не боясь: Гитлер, война капут, Иван - домой. Почуяли, что их песенка спета.
Американцы, англичане вовсю бомбили немецкие города, очевидно, они знали расположение концлагерей. Пролетая над нами, летчики помахивали крыльями самолетов, приветствовали нас. Ни одна бомба не упала по ошибке в наш лагерь, хотя все вокруг взлетало на воздух, горело.
Однажды в лагере появились гестаповские чины и представители власовской армии. Нас, офицеров, вызывали на беседы. Дошла очередь и до меня. Иду в комендатуру, часовой меня пропускает, открывает дверь. Захожу в комнату и вижу: за длинным столом, покрытым сукном, сидят пятеро. Четыре гестаповца и представитель Власова, на рукаве нашивка: «РОА» (Русская освободительная армия. - А.Ч.). Заметил, что чуть в стороне от большого стола стоит маленький. На нем на расстеленной бумаге лежат нарезанный кусочками хлеб, сигареты.
Садись, указали мне на стул. Первый вопрос задал немец на плохом русском языке: предлагаем вам работу на строительстве одного объекта. Кормить будут хорошо. Согласны? Нет, отвечаю, какой из меня работник, я и сюда еле дошел. Да мы вас подкормим, подлечим, обещает мне. Я снова отказываюсь. Ну, как знаешь, роняет гестаповец.
Дальше «беседу» продолжает власовец. Предлагает мне вступить в ряды РОА. Да какой из меня солдат? Мне в больницу надо, а не в РОА, гну дальше свое. Ну, так ты здесь и сдохнешь на нарах - резюмирует роашник.
Наступила небольшая пауза. Главный гестаповец поглядел на меня и сказал: иди на свои нары, возьми кусочек хлеба. Я подошел к столику, взял хлеб, а заодно и сигарету, открыл дверь и вышел.
Вербовщики «беседовали» со многими, но желающих идти работать на немцев или во власовскую армию оказалось не очень много.
Лагерные муки
Вспоминался лагерный быт первых лет плена. Размещали нас в неотапливаемых складах, конюшнях, сараях, в них не было нар. Спали на полу, одежка наша - ветхая, шинелишка, под головой - брусок дерева.
Утеплялись разным тряпьем. Чем кормили? Ежедневный рацион военнопленного - 100-150 граммов так называемого хлеба, в котором муки было граммов 25-30, остальное - молотая солома, картофельная шелуха. Иногда хлеб заменяли неочищенным и намытым картофелем. Суп сочиняли из брюквы, болтушку - из ячменной муки и воды. Измученные от голода люди ели траву, цветы акации, питались очистками от капусты, картошки, другими отбросами. Все это приводило к дизентерии, другим кишечным заболеваниям и к частой смерти.
В начале 1942 года начали давать так называемый жом - остатки после отжима сахарной свеклы. Этот корм усиливал заболевания, повышал смертность. Приехала комиссия, в ее составе - немки. Давать жом перестали.
Болезней не избежал и я. Опухли ноги, стали как тумбы, сдало зрение, исхудал до 40 килограммов. Попал я в т. н. лазарет, где никаких лекарств, такая же кормежка, только освобождение от работ. Здоровье мое ухудшалось, сердце отказывает, я задыхался. Помог мне русский пленный врач, давал мне лекарства, стало легче. Но ненадолго. Врач признался, что я долго не протяну. Пиши, говорит, записку родным, адрес укажи, может быть, кто-то из нас останется в живых и твою записку передаст родне.
Совсем он меня расстроил. Я ведь еще жив, умирать не хотелось. Усилием воли заставил себя выходить или выползать на воздух, дышать.
В первые годы плена смертность в лагерях была так высока, что немцы и поляки-возницы не успевали вывозить трупы к местам захоронений. Их складывали под навесом штабелями. Трупы были голые, одежду снимали сами военнопленные.
Американский десант
Самое начало мая 1945 года в немецкий городок Альте-Грабе, куда мы были срочно переправлены из лагеря под Магдебургом-на-Эльбе, ворвались американские танки. За ними на машинах последовал десант. Перед этим немецкие воинские части куда-то «смылись», но лагерная охрана осталась, на вышках маячили часовые, торчали пулеметы. Никакого боя не было, американские танки своротили лагерные ворота, охрану с вышек стащили за шиворот вниз, она даже не сопротивлялась и даже была рада такому повороту событий. Так мы встретились со своими освободителями, все перемешались, обнимались, целовались. Потом майор-американец на ломаном русском языке обратился к нам:
- Русские люди, дорогие наши союзники! Ваш плен кончился, теперь вы свободны. Соблюдайте дисциплину, порядок, скоро будем вас кормить. Едой не увлекайтесь. Это опасно.
Очевидно, то же самое он сказал на английском пленным американцам, канадцам, англичанам, французам.
К ночи танки, десантники оставили лагерь, выставив за оградой несколько своих патрулей. А к утру к лагерю подошли наши, передовые советские отряды. Снова радость, объятия, крики «Ура!». Вскоре вернулись американцы. Всех нас «отсортировали»: иностранных пленных посадили в автомашины и куда-то увезли. Мы остались в лагере. Стали писать письма на Родину. Наступило время проверок, каждого спрашивали: звание, место работы до войны и т. д. Этим занималась советская комендатура. Комендант назначил меня временно начальником местной телефонной станции. Помогал мне переводчик, да и сам я немного понимал по-немецки. После некоторого времени меня поставили начальником водонасосной станции городка, эту работу я хорошо знал. Бывший ее начальник ходил у меня в замах.
После многочисленных проверок нам объявили о том, что лагерь сворачивается. И через несколько дней колонна бывших военнопленных пешим порядком отправилась в г. Ранненбург, что в 20 километрах севернее Берлина. Шли через немецкую столицу, город лежал в развалинах.
После Ранненбурга был Франкфурт-на-Одере, и отсюда спустя пару недель нас погрузили в вагоны, направили на Родину. Позади оставались Германия, Польша. Наконец Брест, пересекли границу. Прибыли в белорусский городок Невель, возле которого располагался большой фильтрационный лагерь НКВД. Здесь всем нам предстояла серьезная, тщательная проверка. Проводили ее органы госбезопасности до октября 1945 года.
Необходимое отступление
Далее в воспоминаниях капитана Сергеева сказано было так. Фильтрацию он проходил в числе первых и довольно удачно. Его восстановили в воинском звании (капитан-инженер), вручили документы, направление в саратовский военкомат, выдали медаль «За победу над Германией».
Запомнил он такой факт: когда садился в поезд, на перроне играли два военных оркестра, провожая воинский эшелон. «Что-то не верилось мне, что я жив, все происходит наяву, что еду домой, в Саратов».
В конце мемуаров есть такая запись, сделанная в 1946 году: «Еду в поезде, вагон все стучит колесами о рельсы, все ближе, ближе к родному Саратову. Вот уже окрестности города. С перрона вокзала выхожу на улицу, сердце бьется от волнения. Дохожу до родного дома. Радость встречи, слезы родных. Мне сообщают - мой средний брат погиб под Вязьмой, а младший - где-то в Маньчжурии. Отца уже нет в живых. Очень хочу посмотреть на нашу красавицу Волгу…
Вот и все, мои записи окончены».
После возвращения Константин Ефимович жил и работал в родном городе. Воспитал двух сыновей, один из которых, Виктор, и принес воспоминания отца в редакцию. Он их и переписал с оригинала, который был передан Сергеевым-старшим в госархив Саратова.
Очевидно, мемуары переписывались и даже редактировались самим автором не единожды. Чувствуется в них некое идеологическое саморедактирование, с точки зрения более позднего времени.
Немного о фильтрационных лагерях НКВД. Через них прошли все, кто побывал в немецком плену, кто считался предателем. Сергеев как-то легко прошел это жесткое сито фильтрации. Или не захотел написать, как все было.
Мой дядя Петр Павлович Багмут тоже побывал в немецком плену. Служил он матросом в Севастополе, город этот долго и храбро сопротивлялся врагу. Но… дядя оказался пленником, сидел в немецких лагерях. Когда его освободили - оказался в советском фильтрационном лагере НКВД. Вернулся домой весной 1946 года. Документы у него были «нехорошие», на работу его нигде не брали. Жил он в отцовском доме, вскоре женился и в 1947 году по переселенческой вербовке уехал с родными на Южный Сахалин, работал в Кирилово, затем переехал в областной центр, где работал главным механиком здешней швейной фабрики.
Во время студенческой практики в областной газете я часто с ним встречался. И немецкие, и советские фильтрационные лагеря он вспоминал весьма неохотно.
Вернемся к мемуарам капитана Сергеева. Их последние страницы - это небольшие фрагменты, которые были упущены в основном тексте, в них автор попытался показать лагерный быт, нравы, ситуации, в которых и сам побывал. Привожу некоторые из них.
Немецкие «шутки». В концлагере Замостье охрана затеяла дезинфекцию для вновь поступающих узников. Происходило это зимой 1942 года, морозы стояли лютые. Нас завели в промерзший склад, где стояли большие баки с водой, разбавленной хлоркой. Звучит команда: всем раздеться. Одежду, обувь велено было сбросить в отдельную кучу. Предложено было купаться в холодной воде. Попытались возмущаться, но загоняли в «крещенскую» купель прикладами. Процедура длилась 5-6 минут. После - бегом в свои бараки. «Крещение» дорого обошлось, многие умерли от воспаления легких.
Заготовка торфа. Это была еще одна немецкая шутка в другом лагере, тоже в Польше. Пленные вкалывали на торфоразработках. Добывали его внизу, у озера, вверх поднимали по рельсам в вагонетках - для просушки, торф был мокрый. Я был среди тех, кто таскал вагонетки. Немцы посчитали, что мы очень медленно таскаем вверх, а также неторопливо спускаем их к озеру. Объясняем, без тормозов вагонетки развивают при спуске большую скорость. Возьмите палки и тормозите, сказали нам. Мне эта шутка обошлась тем, что моя вагонетка сошла с рельсов, опрокинулась, всех разбросало. Я ударился о рельс, получил болезненные травмы рук, ног, спины. Всех пострадавших перевезли в лагерную палату. Пролежали мы там около месяца. Эксперимент с палками отменили.
Было и такое. В начале моего плена всех нас доставал голод, есть хотелось ужасно, а пищи нет. Как-то днем мы присмотрели в лагере кучу очисток, видимо, отходов от кухни, где кормили охрану. Ночью решили добыть эти очистки. Двое из нашего барака сходили удачно, за ними другие, поочередно. Подошла моя очередь. Выбрался ползком из барака, добрался до свалки, стал набивать карманы шинели «едой». И вдруг наружный охранник учуял что-то за проволокой, включил прожектор на столбе и увидел меня. Выстрелил из винтовки, из казармы выскочили полицаи внутренней охраны. Они схватили меня, притащили в сарай, где велись допросы «провинившихся». Здесь увидел висящие на стенах розги, прутья, веревки. Кто ты, из какого барака, - начал допрос полицай, - ты что, бежать собрался? За это расстрел.
Я сказал, зачем вышел из барака. Называл он меня стариком, вид у меня - рыжая борода, усы, скелет-скелетом. Пороть, пытать тебя не будем, - говорит полицай. - Ты и так скоро сдохнешь. Знаем, что инженер, значит, еще пригодишься. Так что катись в свой барак, пока не передумали.
В который раз смерть прошла мимо.
После этого случая бараки стали закрывать на замки.
Попытки побега. Бежать из лагеря пытались многие. Не всем это удавалось. Вот один случай. Ночь, лежим в бараке на земле, кто-то спит, кто-то переговаривается. Вдруг ночную тишину взрывает автоматная очередь, крики «хальт», лай сторожевых собак.
Утром у нашего барака увидели залитые кровью трупы застреленных ночью, пять человек, четыре молодых лейтенанта и майор. Один наш, другие из соседнего барака. Пытались бежать…
Мог бы много рассказать об ужасной лагерной жизни военнопленных, зверином лице немецкого фашизма, нечеловеческом отношении к людям. Память хранит многое…
Публикацию подготовил
Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.

 
По теме
Юлия Котолевская (слева), Любовь Мороз (в центре) и Ирина Шеремьёва считают, что модельная библиотека может изменить жизнь целого поселения Последнее время жительница Эльбана Ирина Бондаренко зачастила в библиотеку.
Наталья Вилимовская учит, как ухаживать за немощными людьми правильно Новая профессия «Помощник по уходу» не так давно появилась в Хабаровске.
Тихоокеанская звезда
Чудеса случаются - Районная библиотека В рамках проекта «Расскажи мне сказку» (сказкотерапия, для детей с интеллектуальными нарушениями) АНО ПКИ «Лига Книголюбов» был организован и проведен конкурс творческих работ «Мой любимый сказочный герой».
Районная библиотека
Волшебная страна - театр - Районная библиотека 27 марта во всём мире отмечают всемирный День театра. Вот и ребята из МБОУ СОШ №1 были приглашены в необычное путешествие в волшебный мир театра.
Районная библиотека
Малая родина ищет героев - Гaзeта Bязeмcкиe вecти Сотрудники вяземской библиотечной системы занимаются поиском жителей района — участников Великой Отечественной войны, чьи имена не внесены в краевую Книгу Памяти и которых нет на памятниках.
Гaзeта Bязeмcкиe вecти